Прюрхжк
Вфйкю
Ъвнефеу ъефрею
Кхжрфку
Ткщкже пво
Дкхмиххкк
Вфхепвн
Тркхм ю Кпжефпеж

 
 



ФИЛОСОФИЯ ПРЯМОГО ДЕЙСТВИЯ

Философия прямого действия - это лишь одно из многих добропохвальных определений, которые можно отнести к мысли К.Н.Леонтьева (170 лет со дня его рождения исполнилось 25 января (н.ст.) 2001 г.). Понятие "прямое действие" применительно к философии хорошо объясняется широко известным изречением (приписываемом обыкновенно К.Марксу): "философы доселе только тем и занимались, что объясняли мiр, тогда как задача философии - мiр изменить". При всём нашем крайнем нерасположении к Марксу и марксизму, мы были бы готовы даже и похвалить его за таковое справедливое суждение, если бы он был первым, кто "додумался" до сего. Однако, это очевидным образом не так. Разве не стремлением "изменить мiр" было то, что прославившиеся своим любомудрием мужи древности - Платон и Аристотель (с чьими именами, в самом деле, звание "философ" ассоциируется по-преимуществу),- первый несколько раз вступался в политические обстояния на Сицилии, тщась с помощью тамошних сиракузских тиранов, претворив их в правителей-философов, обустроить Идеальный Полис (за что поплатился даже собственною  продажей  в рабство),  второй  же,  не довольствуясь  отвлечённым философствованием, взялся за воспитание величайшего завоевателя и имперостроителя Древнего Мiра - Александра Македонского...
Прикосновение к Истине, познание Истины с непременностью влечёт за собой для познавшего подчинение Истине, подчинение в первую очередь самого себя, но, по мере возможности, и других, как то внушает и Апостольское слово, заповедающее: "препоясать чресла наша истиною" (Еф. 6,-1). Христианство, будучи истинным любомудрием, а не суетной философией "по стихиям мiра сего", устами святых Апостолов и святых Отцев изъявляет себя именно как деятельное любомудрие, обретаемое в нераздельном единстве "феории" и "праксиса", умозрения и аскетического делания. "Я опасаюсь для будущего России чистой оригинальной и гениальной философии - небезосновательно утверждал К.Н.Леонтьев в письме к В.В.Розанову от 13.06.1891,- Она может быть полезна только как пособница богословия... Лучше 10 новых мистических сект (вроде скопцов и т.п.), чем 5 новых философских систем (вроде Фихте, Гегеля и т.п.). Хорошие философские системы,- именно хорошие, это начало конца".
"В деянии обрел оси в видения восход" (см. тропарь священномученику),- воспевает Церковь святых мужей, законно подвизавшихся и законно увенчанных, "делателей неукоризненных, верно преподающих слово истины" (2Тим. 2,15).
Неверным, однако, было бы усматривать христианское подвижничество только лишь в неукоснительном соблюдении всех "уставных" подвижнических деланий (как-то: пощение, бдение, коленопреклонения, долулежание, домашние молитвословия и выстаивание продолжительных служб церковных). Ничто из перечисленного, при всей своей добродетельности и благочестивости, само по себе нисколько не гарантирует "автоматического" обретения "восхода в видения". Быть может, наиболее разительным образом истинность сказанного видна из примера пламенно-сурового св. пророка Илии, коий совершал много такого, что не укладывается ни в куцые рамки мiрского "гуманизма", ни в пределы внешнего "благочестия", но чьё "восхождение" поистине выходит изо всякого ряда! "Кто не удивлялся и не благоговел, слыша о подвигах Илии? - вопрошает в одной из своих проповедей славный ветия церковный, почти современный Леонтьеву, - Не напрасно изображают его с мечом; вся жизнь Илии была мечом для нечестия, а слово - "яко свища горящая" (Сир. 48,11). Гонящий и гонимый - гонящий идолов и гонимый идолопоклонниками,- он не мог наконец найти на земле себе места и взят был огненным вихрем на Небо (4Цар. 2,11). Дивный огнь сей открылся с Неба, но первый и главный источник его был в сердце Илии, столь долго и сильно пламеневшем святою ревностью по славе Бога Израилева" (архиеп. Иннокентий Херсонский).
В свою, конечно же, меру, но того же "дивного огня" был причастен и поминаемый нами ныне Константин Леонтьев, в дипломатической карьере коего был высокознаменательный эпизод, когда он отхлестал хлыстом некоего дипломата-французишку за хульные словеса о России. В этом ударе хлыстом, смеем утверждать, было никак не меньше философии, нежели в "Византизме и славянстве" или же в "Записках отшельника". Ибо, поистине, можно философствовать молотом и хлыстом, можно и богословствовать мечом и топором. И оные религиозно-философские "методы" ни в малой мере не противоречат ни утончённому аристократизму, ни высокому религиозному настроению.
"┘Мы вынуждены драться за Гете (чуть ранее список расширен: "за Гете, за Шиллера. за Канта, за Баха, за Кельнский собор") пивными кружками и ножками стульев, но когда придет час победы, мы снова раскроем объятия и прижмем к сердцу духовные ценности",- эти слова д-ра Геббельса, сказанные им на могиле Хорста Весселя, звучат вполне по-леонтьевски, да и по-христиански. Изображать негодование и отрицать сие возьмется лишь тот, кто (ежели воспользоваться образом из вышецитированной переписки с В.В.Розановым) "верил в существование религии и нередко рассматривал ее в подзорную трубу, как отдалённый предмет, но стать на действительно религиозную почву никогда не умел".
Что уж греха таить, немало было и русских философов, относящихся к христианству вроде бы и сочувственно, но при этом опять же нередко рассматривавших его в "подзорную трубу"-. А стать на действительно религиозную почву - это значит, прежде всего, явить веру свою от дел своих (Иак. 2.14-26). хотя бы то и были дела. подобные драке за Св.Русь с применением пивных кружек и ножек стульев...
Для тех вещей, о коих мы ведем здесь речь, помимо несколько отвлеченной словесной формулы "философия прямого действия", существует и понятие, представляющее суть дела яснее и "прямее" - православная революция. И К.Н.Леонтьеву, иноку Клименту, смирившему свой изощренный ум в послушание авторитету Евангелия и свв. Отцев, последние десятилетия своей жизни не написавшему ни строки без благословения своего старца (коим был, напомним, столь великий угодник Божий как преп. Амвросий Оптинский), было даровано изрещи о сей финальной революции нечто пророчественное. Приведём в подтверждение сказанного выписку из работы 1890 г. "Культурный идеал и племенная политика": "Вообразим себе ретроспективно ужасную для русского сердца и, слава Богу, теперь уже невозможную вещь. Вообразим себе на минуту, что в <18>81 году торжество нигилистов в России было бы полное. В России республика: члены дома Романовых частино погибли, частию в изгнании. Монастыри закрыты, школы "секуляризованы": некоторые церкви приходские, так и быть, пока ещё оставлены для глупых людей.
Чернышевский президентом; Желябов, Шевич, Кропоткин министрами; сотрудники наших либеральных газет и журналов - кто депутатами, кто товарищами министров. Правительство учреждено; оно продержалось даже 10 лет. Все реформы в высшей степени эгалитарные и космополитические. Но и недовольных очень много: недоволен и простой народ гонением на религию, хотя бы и осторожным.
Если бы мы с Вами при таких порядках сумели бы поднять бунт, рискуя собственной жизнью - убили бы Чернышевского и министров, повесили с немного грешной радостью всех редакторов и депутатов, им преданных: открыли бы снова все монастыри и церкви и с торжеством возвратили бы на дедовский Престол возлюбленный Царский род наш, - конечно, это была бы тоже своего рода революция, в смысле кровавого и глубокого переворота, но, конечно, не в общем смысле служения космополитизму - или всеобщему претворению людей в "среднего и безцветного европейца""┘
Современный мiр представляет из себя омерзительный продукт чреды буржуазных и пролетарских революций Нового Времени. Именуя себя революционерами справа, провозглашая православную революцию, мы вослед Леонтьеву можем сказать, что приняли революционную терминологию не по сочувствию к революционному идеалу, а по ненависти к нему.
В.В.Розанов, в качестве комментария к своему и леонтьевскому "эпистолярию" заметил: "увы, все сочинения Леонтьева похожи на страстное письмо с неверно написанным на конверте адресом". Заметим в заключение и мы, что весь православно-революционный "праксис" нашего орденского Опричного Братства долженствует показать: "адрес" на "страстном письме" был всё-таки проставлен верно и послание Леонтьева дошло до адресата...

Роман Бычков, Братство преподобного Иосифа Волоцкого