О главном банкире страны Викторе Геращенко в последние дни вспоминают не столь уж часто. О Центробанке начинают писать и говорить только тогда, когда приводят цифры золотовалютных запасов страны, которые, вопреки многим пророкам, не испаряются без остатка, или когда МВФ стремится навязать хозяйству Геращенко новый изощренный аудит, который и на Западе-то не рискуют применять. Между тем год назад все сообщения с улицы Неглинной напоминали сводки с места боев - банковская система страны вот-вот перестанет существовать, страна на грани неминуемого банкротства, доллар готов взять высоту в сорок-пятьдесят рублей.

Но это было год назад, когда Россия вновь вспомнила и вернула на госслужбу человека, прозванного друзьями Гераклом. За стойкость, за удивительные жизнелюбие и непотопляемость. За оптимизм хорошо информированного пессимиста.

В августе прошлого года в обстановке скоротечной отставки Правительства и диковинного для обывателя дефолта самый известный финансист страны неожиданно оказался в списке кандидатов на премьерство. В одной компании с Маслюковым, Примаковым и Черномырдиным. В таком изысканном обществе рейтинг Геращенко выглядел чрезвычайно низким и, как меня просветили в думских кулуарах, исключительно по причине его показной аполитичности. Нельзя было быть ни с кем. Зато на пути к возвращению в Центробанк конкурентов у Геракла не было, поскольку мечтавший о кабинете на Неглинке А. Шохин отпал вместе с премьерской кандидатурой Черномырдина. Геращенко вернулся со своей обычной маской самого европеизированного, но все-таки советского банкира. Попенял западным кредиторам за жадность, которая-де могла вообще "обнулить" их стратегические интересы в России, прихватил твердой рукой валютный рынок, ограничив маневр для спекуляций на слабости рубля. Ему дружно помянули "красное" прошлое, напомнили об обещании 1991 года "дать руку на отсечение" в случае обмена стольников и... успокоились. Руки Геращенко нужны, чтобы грядки на даче копать, там у него, говорят, порядок хорошего аптекарского огорода.

С течением времени, правда, выяснилось, что Геращенко-младший скромничал относительно своих генетико-профессиональных корней. Официальные биографы долго считали его отца настоящей "пролетарской косточкой", выходцем из классических слоев петербургского рабочего класса. И лишь недавно супруга Геракла поведала, что дед незаменимого банкира служил управляющим в нефтяной конторе самого Нобеля. Понятно, что сей сомнительный по советским меркам факт биографии, в семье долгое время не стремились афишировать.

Семья Владимира Сергеевича была крепкой и многодетной. Супруга одарила его двумя парами близняшек, а потому в детстве маленький Виктор как две капли воды был похож на своего брата Анатолия.

Но самое примечательное событие имело место в юности Геращенко, когда после окончания школы будущий финансист решал, делать жизнь с кого, как говорили тогда. Самый логичный путь - естественный, наследственный. Для многих журналистов все так и было: сын пошел по стопам отца - из бухгалтеров в банкиры. В действительности же Геращенко-младший решил слегка подкорректировать генетическую предрасположенность и выбрал сверхпрестижный Институт внешней торговли. Выбрал... и не поступил. Осмыслить сенсационность этого факта без компьютера невозможно, учитывая, что отец оставался "финансовым воротилой" первого ранга, а дядя - чином в Министерстве высшего образования.

А через год, уже по настоятельной рекомендации отца, Виктор Владимирович поступил в весьма скромный по тем временам и уж совсем непрестижный Московский финансовый институт. Тут надо напомнить, что МФИ далеких 50-х не шел ни в какое сравнение с нынешней Финансовой академией. Это сейчас вся блестящая молодежь, увлеченная картинками из жизни банкиров, бросилась любой ценой овладевать финансово-бюджетной грамотностью. Тогда же, 43 года назад, обитавший в старом школьном здании МФИ был по преимуществу вузом женским и сулил будущее бесперспективное, но спокойное.

В те самые годы случилось и еще одно знаменательное событие: отец и сын воссоединились под крышей гостеприимного МФИ. В конце пятидесятых Никита Хрущев снял Владимира Сергеевича с высокого поста первого заместителя председателя Госбанка, и тот получил профессорскую должность в институте. Геращенко-младший, еще, видимо, не помышлявший о большой карьере, увлеченно стучал в баскетбол, компенсируя недостатки роста быстротой и натиском. Ему постоянно бросали мяч в прорыв. Хорошие, к слову говоря, качества для финансиста-переговорщика.

Ох, нужен нам берег английский

Чем черт не шутит, оставь Хрущев старшего Геращенко на видном государственном посту, мы бы не имели нынешнего Геракла. Кстати, в дальнейшем злые языки утверждали, что его бурный старт в Госбанке, а затем взлет во Внешторгбанке объясняются папиными наработанными за годы связями. Однако трудно предположить, чтобы в рамках известных советских правил добивания упавших гигантов кто-то радел за сына опального деятеля.

Видимо, и молодой Виктор Владимирович, сыгравший на последнем курсе института комсомольскую свадьбу, понял, что рассчитывать можно только на самого себя. Именно с этого момента начинается его путь наверх, путь селфмейдмена - то бишь человека, который сделал себя сам.

До лета 1989 года его карьера проста, прозрачна и исключительно успешна. Неуклонный служебный рост и серия престижных командировок в зарубежные отделения Московского народного банка. Лондон, Франкфурт, бананово-лимонный Сингапур. Не раз и не два Геращенко играл роль банковского Матросова, которым начальники затыкали слабые места советского заграничного финансового дела.

Особенно примечательна, с нашей точки зрения, долгосрочка в Ливане. Дело в том, что после шестидневной арабо-израильской войны Москва активизировала свою политику в регионе, и отделение нашего банка в "ближневосточной Швейцарии" - Ливане - должно было сыграть ключевую роль в оказании срочной помощи арабским союзникам. Кстати, примерно в те же годы в этом регионе активно работал и Евгений Примаков. Так что у обоих одна школа. Но Геращенко так и не решился трансформироваться на старости лет в публичного политика.

Словом, поездил и повидал Геращенко много, оттого его фраза о том, что необязательно было позволять людям свободно ездить по заграницам, немного обижает. Снобизмом отдает. Кстати, сам Геракл овладел английским языком, хотя в произношении его нет ничего от гарвардского.

Котла сто рублей - не деньги

Однако в 1989 году правила игры в Союзе резко изменились. Экономическая либерализация дала "зеленый свет" развитию коммерческих финансовых структур. Отраслевые банки на ходу преобразовались в коммерческие, получив в управление солидные ресурсы. Для руководства новой средой потребовался и особый человек: с одной стороны, проверенный по всем советским меркам, с другой - цивилизованный, разбирающийся в настоящем, а не виртуальном советском банковском хозяйстве, читавший экономические труды мировых авторитетов в подлиннике.

Долго ли, коротко ли, а только зампред Внешторгбанка встал во главе Госбанка СССР, сыграв роль своего рода повивальной бабки коммерческих банков. Впереди на этом посту его ждали и уже упомянутый павловский обмен сторублевых купюр, окончившийся пшиком, и ГКЧП.

На трех сумрачных днях ГКЧП стоило бы остановиться особо. Видимо, они стоили немало крови Гераклу и его родственникам. Молодое и дерзкое российское телевидение устами своего комментатора доверительно сообщило, что не кто иной, как банкир Геращенко лично финансировал путч. В дальнейшем на него пытались повесить и вывоз партийного золота. Однако Виктор Владимирович не только не попал под следствие, но и сохранил свой кабинет до распада Союза. Скороспелость журналистских обвинений была видна любому здравомыслящему человеку, а реальное участие Геращенко ГКЧП свелось к рассылке телеграмм с требованием к банкам союзных республик немедленно перечислить долги во всесоюзный бюджет. Вам это ничего не напоминает?

Виктору Геращенко удалось на удивление быстро интегрироваться в госструктуры новой России. Отсидев немного в фонде академика Шаталина, он в ореоле спасителя пришел в ЦБ России, пребывавший в состоянии анархии. Чеченские авизо - это как раз из той, догеращенковской эры. "Младореформаторам" первой волны потребовался "твердокаменный банковский большевик", не испорченный либерализмом, который мог бы говорить "нет" чересчур настойчивым да заодно разговаривать на понятном языке с Верховным Советом Хасбулатова.

Геращенко маневр быстро разгадал. В злого следователя играть не захотел, утвердившись в несколько стариковско-снисходительном отношении к гайдаровской команде. Его "мальчиши-кибальчиши" и "чубайсы" вошли в анналы околовластных пикировок. Однако этикетка "чужого", человека прежнего времени, автоматически резервировала за Гераклом амплуа козла отпущения. Рано или поздно реформаторы должны были заставить его сыграть эту роль. И день настал в один из октябрьских вторников 1994 года. Впрочем, до настоящего дефолта было еще почти четыре года.

Какие шутки в реконструктивный период?

Геракл в своей среде считается, если уж не душой компании, то, во всяком случае, человеком с тонким английским юмором, собеседником чудным и ироничным. Говорят, острым словцом или неожиданной характеристикой умеет снять напряжение, коего в банковской сфере особенно после 17 августа хватает. Правда, публично шутит редко. Или просто редко светится перед телекамерами? После возвращения на Неглинную улицу он схохмил единожды, говоря о главной своей цели, отрубил журналистам - "вперед к коммунизму" - и принялся возвращать в ЦБ свое традиционное окружение.

И как всегда, Геращенко вновь выше всего ставит собственную независимость и всегда готов к приему дежурной порции нелицеприятной критики. Банкирская доля в России - это не только "Мерседесы" с фуршетами. Кстати, в собственности самого Геракла классическая начальственная "Волга". Привык, говорит.

Михаил ЩИПАНОВ.