Сегодня у власти, точнее, у ее образа, сложившегося под влиянием средств массовой информации, очень причудливая конфигурация. Более всего она напоминает нелепую маску или гротескную декорацию, за которой скрываются реальные авторы политических рокировок в длинную сторону. Закулисная интрига, тайна, государственные секреты, многозначительные намеки и догадки об истинной подоплеке событий - все это непременные атрибуты власти. Однако сейчас ее образ, пожалуй, не столь загадочен, сколь многолик.

Для каждого конкретного случая у власти находится особое лицо - специально уполномоченный орган, группа лоббистов, силовая структура, пресс-секретарь, краевой губернатор, политологический центр, телеведущий, влиятельная бизнеследи, фонд, депутатская фракция. Внимание общества фокусируется на чисто внешнем, калейдоскопическом, обманчивом многообразии, оставляя вне поля зрения то внутреннее, сущностное единство власти, без которого она не смогла бы так уверенно держать в своих руках бразды правления на протяжении целого десятилетия и так последовательно проводить курс западнических, либеральных реформ.

Казалось бы, оппозиция - просто по самому своему определению - уже давным-давно должна была вскрыть тайну власти и поделиться своим открытием с обществом. Однако этого не произошло. Все ограничилось лишь стандартно-дежурными обвинениями: со стороны "правых" - в адрес "недееспособного руководства страной", и в адрес пресловутого "антинародного режима" - со стороны "левых". При этом, правда, почему-то функционеры от оппозиции сумели встроиться во власть и теперь лично несут ее тяжкое бремя: кто в уютных думских креслах, а кто и в солидных министерских кабинетах.

"Правая" - либеральная - оппозиция ухитрилась растащить по своим предвыборным спискам всех бывших российских премьеров и многих министров-отставников, которые тут же в один голос заявили, что всегда придерживались одних взглядов со своими нынешними политическими союзниками. Да и в самом деле, такого рода альянсы в одночасье не заключаются, но это означает, что "правая" оппозиция, так легко ангажирующая российских премьеров, до самого последнего времени - до момента отставки правительства Сергея Степашина - по существу контролировала исполнительную власть в стране. В свою очередь, "левой" оппозиции на откуп досталась законодательная власть после ее победы на прошлых выборах, когда "левые" составили думское большинство, хотя удастся ли им повторить прежний успех в грядущем декабре - не известно. Пожалуй, лишь третья ветвь государственной власти - судебная - осталась более или менее свободной от прямого контроля оппозиционеров, что, конечно, ее не спасло от лоббизма.

Оппозиция - и "левая", и "правая" - многопартийна. Используя законодательную и исполнительную власть, она постаралась сделать все от нее зависящее, чтобы превратить государство в проводника своих интересов. Ее очевидные успехи в этом направлении означают, что многопартийную политическую систему в России дополнила еще одна конструкция, а именно многофракционная партия власти. Казалось бы, что такой политической химере будет трудно сочетать интересы одновременно и "левых", и "правых", что по принципиальным вопросам ей не удастся избежать внутренних разногласий. Однако принцип многофракционности партии власти ни одной из заинтересованных сторон ни разу под сомнение не ставился, что особенно наглядно было продемонстрировано при формировании "право-левого" правительства Евгения Примакова.

Более того, этот "право-левый" принцип в точности соответствует современным западным образцам. В США, например, политическое устройство является либерал-демократическим, в котором сочетаются, с одной стороны, приверженность идеалам рынка, то есть "правая", либеральная составляющая в экономике, а с другой стороны, в политике, ориентация на права человека, свобода личности, социальный прогресс и другие "левые", социал-демократические элементы. Противоречия в такого рода устройстве власти только кажущиеся, так как современная социал-демократия и либерализм доктринально имеют общие корни и типологически весьма схожи, представляя две версии одного и того же мировоззренческого феномена - экономизма.

Осторожно - экономизм!

Экономизм - это особое направление философской мысли, рассматривающее все проблемы человека и бытия лишь с точки зрения экономической целесообразности, а также исходя из сугубо материальных потребностей и эгоистических импульсов некоего абстрактного индивидуума. Экономизм как специфическое мировоззрение, никогда ранее в человеческой истории не встречавшееся, стал тем идеологическим стержнем, вокруг которого постепенно выстроилась классическая экономическая теория. Классической, правда, она стала далеко не сразу: зародившись в Англии в эпоху реформации, экономизм поначалу был уделом маргинальных и атеистически настроенных кружков, зараженных идеями философа-материалиста Джона Локка, автора опубликованного в 1690 году "Опыта о человеческом разуме".

Именно Локку было суждено первым в истории четко и ясно сформулировать философские принципы либерализма. В центре мироздания он поставил "атомарного индивидуума" как вещь в себе, как абсолютного субъекта истории, свобода и эгоистические интересы которого стали превыше всего. В пуританской Англии тех лет идеи Локка широкого распространения получить не могли, так как шли вразрез с умонастроением общества и устоями церкви, а сам его "Опыт" поначалу был воспринят как странная и опасная религиозно-философская аномалия. Любопытно, что одним из главных пропагандистов идей Локка, сам того не желая, стал его современник, писатель-сатирик и политический памфлетист, Бернард Мандевиль, который весьма остроумно использовал сформулированные Локком принципы либерализма для высмеивания тогда еще только зарождавшихся буржуазных отношений.

Бредовые идеи, над которыми в начале 18-го века вместе с Мандевилем смеялась вся Великобритания, в конце того же века были подхвачены и с маниакальной методичностью стали разрабатываться целой когортой экономистов. Правда, и жизнь в Англии к тому времени резко изменилась: волна реформации и сопровождавший ее подъем религиозного сознания спали, а на смену им пришел ажиотаж машинного производства и делания денег. Свои права на власть все настойчивее стала предъявлять буржуазия. Англия и следом за ней Европа подошли к эпохе буржуазных революций. Вот тогда-то у Локка и нашлись последователи, которые сумели повторить его "Опыт", только на этот раз - не в философской, а в политэкономической реальности. Первый шаг был сделан Адамом Смитом, шотландским экономистом и главным идеологом промышленной буржуазии тех лет.

Собственно с этого момента - выхода в свет в 1776 году "Исследования о природе и причинах богатства народов" Адама Смита - и следует говорить об экономизме как о законченном и доктринально оформленном учении, как о специфически современном мировоззрении. Философский принцип "свободы индивидуума" был трансформирован в экономический принцип "свободы торговли". Социально-политическая реальность отождествилась с реальностью чисто экономической. Все внеэкономические интересы, как отдельной личности, так и социума в целом оказались упраздненными, были признаны несущественными, приравнены к математическому нулю. Именно на этом доктринальном базисе впоследствии была воздвигнута гигантская башня современного либерализма с его

a) зацикленностью на правах человека и свободе индивидуума;

b) приверженностью идеалам рынка и

c) готовностью насаждать их по всему миру при помощи МВФ, НАТО и гуманитарных бомбардировок, если кто-то станет особо упорствовать в своих заблуждениях.

Странное совпадение: смитовские "Исследования" были опубликованы в том же самом году, когда отцы-основатели США, которые и ранее зачитывались Адамом Смитом", провозгласили независимость от Великобритании:

Трехглавый центризм

Тем временем философские опыты Локка находили свих приверженцев не только на туманном Альбионе или в далекой Америке, но и на континенте - во Франции: среди философов-материалистов и особенно среди представителей так называемого утопического социализма. Приняв промышленный рост за начало неограниченного прогресса в экономической и социальной сферах, социалисты-утописты нашли в философии Локка то, что прежде не могли найти ни в одной традиционной доктрине: в принципе "абсолютной свободы индивидуума" они увидели свободу индивидуума от эксплуатации другим индивидуумом и перспективу построения материального рая на земле, общества изобилия, царства промышленных автоматов, освобождения от физического труда и экономического гнета.

Либералы, начинавшие с маргинальных кружков и дешевых лондонских пабов, догадались взять на вооружение несколько самых приземленных идей социалистов, переварив их в социал-демократическую риторику, и постепенно, шаг за шагом, превратились в безальтернативную силу политического господства Запада в современном мире. В отличие от них социалисты-утописты исторически проиграли, но эти безнадежные романтики нарисовали столь яркие образы общества будущего - общества социальной справедливости, что им было суждено поднимать на борьбу за свободу и справедливость еще не одно поколение революционеров. Они вдохновили и основоположника научного коммунизма Карла Маркса. Марксизм с его концентрацией на социально-экономической проблематике, с одной стороны, и революционным содержанием, с другой, стал прямой антитезой либерализму. И, тем не менее, абсолютно взаимоисключающими доктрины марксизма и либерализма остаются лишь в экономической, но не в политической сфере! Скрытой нитью, накрепко связавшей марксизм и либерализм между собой, является тайна их общего происхождения - от экономизма.

Как чисто экономическое мировоззрение в политике экономизм не может проявляться напрямую: ему всегда приходится вступать в альянс с одной из двух главенствующих в современном мире политических доктрин: либо с демократией ("левыми", прогрессистами), либо с национализмом ("правыми", консерваторами). В случае союза социалистов или либералов с представителями "левого" крыла в политике, то есть с демократами, мы имеем дело либо с социал-демократией, либо, соответственно, с либерал-демократией. Если же экономизм идет на союз с "правыми", результатом этого в случае социалистов становится феномен "красно-коричневых" (исторически проявившийся в России в ленинизме и, шире, в национал-большевизме), а в противном случае - блок либерал-консерваторов (типа Республиканской партии США). Собственно это и есть схема современного политического центризма: либерал-консерваторы - "правый" центр; социал-демократы - "левый". А занимающая промежуточную позицию между этими центрами либерал-демократическая модель, которая утвердилась прежде всего в США, может быть условно названа "абсолютным" центром ("абсолютным" - естественно в понимании Запада).

Если применить данную схему к России, получится следующий результат. "Правый" центр сегодня занимают Союз правых сил, "Правое дело", НДР. "Левый" центр - КПРФ и ее социал-демократический предвыборный блок. "Абсолютный" центр оккупируют "Яблоко" и ОВР, причем в силу такой "абсолютности" (прозападности) свой позиции именно они гарантированно могут рассчитывать на всестороннюю поддержку Запада.

Вместе с тем, анализ предвыборных программ перечисленных центристских блоков, партий и движений показывает, что конструктивная и конкретная, а не просто декларативная часть во всех программах вращается исключительно по орбите социально-экономических преобразований, где каждая партия или блок лишь выхватывает и акцентирует некий собственный, чем-то отличающий ее от конкурентов, сектор для привлечения голосов "своих" избирателей. Это - не политические, а экономические программы по преимуществу, плод труда ученых-экономистов.

И здесь самое время сказать несколько слов о научной стороне вопроса.

Откуда две кривые уже не вывезут

Все без исключения концепции классической теории, построенной на экономизме, какой бы сферы анализа они ни касались, в конечном счете, сводятся к двум основным формулам. Одна из них описывает спрос на товары, услуги, рабочую силу, сырье, капитал, акции и т.д., а другая - предложение услуг, ресурсов, финансовых инструментов. Первая формула дает график кривых спроса, вторая - кривых предложения, и перед экономистами встает классическая оптимизационная задача найти точку пересечения этих графиков так, чтобы спрос уравновешивался предложением. Или же попытаться определить точки потенциального роста спроса и предложения. Либо обрисовать зоны экономического риска, где на графиках фиксируется дисбаланс. Вот, собственно, и вся экономическая премудрость:

Однако все же в качестве иллюстрации к сказанному и опыта поверхностного прикосновения к научной специфике экономизма воспользуемся классической теорией занятости, с которой при желании можно ознакомиться в "Теории безработицы" Артура Сесила Пигу. Базовые постулаты здесь таковы. Во-первых, считается, что заработная плата работника равна минимальной стоимости продукта его труда (экономист-практик здесь чертит график кривых спроса на труд). Во-вторых, утверждается, что при строго фиксированном количестве рабочих мест реальная заработная плата работника равна предельной тягости его труда. Эта предельность здесь означает, что при самом незначительном усилении трудовой нагрузки работник предпочтет вообще отказаться от работы, чем согласиться на заработную плату ниже определенного минимума (прорисовывается график кривых предложения труда). На этих двух базовых постулатах строится вся классическая теория занятости, ученые-экономисты делают далеко идущие выводы, а политики-практики на их основе начинают реформировать социальную реальность, затевают перестройки.

Вопрос о заработной плате в классической теории занятости является центральным и основополагающим, поэтому очень важно, чтобы связанные с ним базовые постулаты строго соответствовали реалиям экономической жизни. Однако, стоит лишь обратиться к этим реалиям, как вся, казалось бы, такая стройная и научная, многотомная, теория летит к черту: в России царит рыночная экономика, а рабочие годами не получают вообще никакой зарплаты за свой труд; уровень жизни миллионов людей ниже черты официального прожиточного минимума, но официальное же число безработных при этом практически не растет. Кто-то может возразить, что Россия, мол, не показатель, что здесь всегда все не так, как в "цивилизованном" мире, и что либеральные реформы у нас еще не завершены, а вот когда они будут завершены, тогда, мол, и теория будет соответствовать практике. Что ж, возразить можно, вот только принять это возражение нельзя: в условиях свободного рынка повсеместно царит вынужденная безработица, искусственно поддерживаемая капиталом для того, чтобы сбивать цену и доминировать на рынке труда. Никакого "свободного" регулирования здесь нет, и все базовые теоретические постулаты экономизма оказываются опрокинутыми, а построенная на них классическая экономическая теория - несостоятельной.

Еще Карл Маркс предвидел эту ситуацию, когда в своих ранних работах писал о возможности реальной доминации Капитала над Трудом. В обычном - классическом - случае, с которым как раз и имеет дело классическая экономическая теория, Труд и Капитал предстают в качестве двух взаимодополняющих и взаимозависимых полюсов, между которыми идет непрерывная борьба и которые, что самое главное, являются двумя полноправными субъектами: Труд - это Труд, а Капитал - это Капитал, причем Капитал существовать без Труда не может. Труд необходим Капиталу для воспроизводства Капитала. Однако, по меньшей мере, чисто теоретически, - считал Маркс, возможна ситуация, когда развитие капитализма дойдет до такой степени, что Капитал сам по себе, в одиночку, без использования Труда, сможет организовать собственное воспроизводство.

И тогда вся классическая теория рухнет! Рухнет потому, что над реальным сектором экономики возникнет фиктивная надстройка воспроизводства Капитала самим собой. Надстройка, подчиняющаяся совершенно иным экономическим и социальным законам, ничего общего с прежними правилами капиталистического общежития не имеющими, а заодно, кстати, опрокидывающими и классическую теорию классовой борьбы, то есть марксизм. Капитал, словно невидимое и недосягаемое черное солнце, высасывающее жизненные соки из людей и энергию из материи, взойдет тогда над горизонтом, чтобы не заходить за него уже никогда - ни днем, ни ночью. Открывшийся Марксу кошмар общества реальной доминации Капитала над Трудом, видимо, предстал пред ним настолько чудовищным и нереальным, что он решил прекратить все исследования в этом направлении и больше никогда к ним не возвращался:

И вот мы живем в условиях реальной доминации Капитала над Трудом, не подозревая и не задумываясь об этом. Марксизм отменен Капиталом, и сегодня даже в КПРФ не удастся отыскать ни одного ортодоксального марксиста, продолжающего вопреки очевидности настаивать на истинности классической теории классовой борьбы.

Новые Робинзоны

Приведенный выше пример с постулатами о заработной плате в свое время был детально разобран Джоном Мейнардом Кейнсом в "Общей теории занятости, процента и денег". Пик его практической и научной деятельности пришелся на самый начальный период реальной доминации Капитала, и, отталкиваясь от новых реалий, Кейнс тогда показал концептуальную несостоятельность классической экономической теории в новых, столь кардинально изменившихся условиях. Теоретические постулаты экономизма, не имеющие более общей меры с реальной практикой, Кейнс сравнивал с безобменной и безденежной экономикой Робинзона Крузо. Силой обстоятельств запертый на необитаемом острове, Робинзон воистину превращается в идеального "экономического человека" Адама Смита, в "абсолютно свободного" в экономическом смысле атомарного индивидуума. Классическая теория справедлива только в таком идеальном и не имеющем ничего общего с реальной жизнью случае.

Верность истине заставила Кейнса подвергнуть острой критике взгляды большинства влиятельных экономистов своего времени, поэтому на признание в академических кругах он мог рассчитывать лишь с большим трудом, и действительно, как это часто случается с гениями, всемирная слава пришла к нему уже после смерти. Его экономическая доктрина вошла в историю как кейнсианство, увековечив тем самым имя Джона Мейнарда Кейнса, британского лорда и выдающегося экономиста ХХ столетия.

"Общая теория" была опубликована в 1936 году - накануне Второй мировой войны и вскоре после первого в истории человечества глобального кризиса, поразившего западную экономику в конце 20-х - начале 30-х годов. Кейнс сформулировал в ней важнейшие принципы управления экономикой, построенной не на пустых абстракциях экономизма и не на ложных аналогиях пресловутого "здравого смысла", которыми всегда так грешили "классики", а на фундаментальных геоэкономических законах и, что очень важно, на признании за человеком его главного права - быть человеком, а не экономической машиной, работающей на обезличенный капитал.

Теория Кейнса стала тем научным базисом, который позволил странам антигитлеровской коалиции и прежде всего США очень быстро перевести свою экономику на военные рельсы, а после окончания Второй мировой войны выработать эффективную стратегию восстановления разрушенного хозяйства. В частности, целиком на кейнсианстве была построена так называемая "рейнско-ниппонская" модель. Благодаря ей послевоенные Германия и Япония добились столь высоких темпов промышленного роста, что это казалось экономическим чудом.

Сегодня кейнсианство работает, пожалуй, только на США. Причем там оно активно развивается и в теоретическом плане, превратившись в неокейнсианство и открывая для Америки новые, теперь уже геоэкономические, горизонты. А вот в остальном мире с начала 70-х годов стали доминировать доктрины неоэкономизма (Поппер, фон Хайек, Фукуяма, Фридмен), а учение Кейнса было предано забвению. Правда, вместо него "Трехсторонняя комиссия" (Trilateral Commission, USA) в 1973 году предложила мировому сообществу теорию конвергенции, разработанную американскими стратегами. Ее ядром стала идея о возможности сведения в единой цивилизационной парадигме плюсов свободного рынка и так называемых завоеваний социализма. Собственно это - та же самая идея, лишь сформулированная несколько в других терминах, что и изложенная выше об "абсолютном" центре в его западном понимании, сочетающем "левые" (социально ориентированные) элементы в политике с "правыми" (рыночными) ценностями в экономике. Только на этот раз в планетарном - не политическом, но геополитическом - масштабе.

Теория конвергенции, словно бумеранг начавший свой полет из США в 1973 году, очертила глобальную траекторию длиной в 36 лет. Она идеологически помогла разрушить СССР и сегодня, замкнув в свою орбиту либерал-реформаторскую Россию, за ненадобностью вернулась в альма-матер, на берега Потомака. Отныне США - единственная супердержава в мире, или глобальный мировой остров в терминах геоэкономики и геополитики. Включив в зону своих жизненных интересов всю территорию планеты, это сверхгосударство сегодня в одностороннем порядке выходит из системы договоров по ПРО, по-видимому, для того чтобы ему было легче использовать быстрые томагавки вместо медленных идеологических бумерангов. Мировой остров под пятой новых Робинзонов - этих новых "экономических человеков", абсолютно свободных, ничем и никем не сдерживаемых, с "Бэнк оф Нью-Йорк" и ядерными боеголовками наперевес, - это должно заставить подчиниться не то что Пятницу, но вообще кого угодно.

Эвтаназия рантье

Планетарная конвергенция под эгидой США, реальная доминация Капитала над Трудом, экономизм как мировоззрение, безальтернативность материального бытия, экономический получеловек-полуробот - всему этому Кейнс противопоставил стройную и органичную теорию экономики, осмысленной им как национальное домостроительство. Фактически Кейнс сумел вернуть термину "экономика" его изначальную глубину и вселенский универсализм: ведь английский термин economics происходит от греческого oikonomia, что обычно переводится как "управление хозяйством", а на самом деле в русском языке идентично понятию "домострой". Причем это понятие Кейнс трактует расширительно, пространственно, в масштабах национальных государств и целых континентов. Интересно, что и в греческом языке слова oikonomia и oikumene (ойкумена, жизненное пространство, человеческий космос) являются однокоренными.

Однако здесь хотелось бы предостеречь на будущее от одной возможной ошибки. Упоминавшаяся выше "Трехсторонняя комиссия" ("Тралатераль") получила свое название по числу трех мировых геоэкономических зон, или больших экономически глубоко интегрированных пространств, а именно: североамериканского, европейского и азиатско-тихоокеанского. Причем сама эта комиссия создавалась как прообраз будущего мирового правительства и для представления в нем интересов каждой из трех геоэкономических зон. Практические механизмы планетарного управления, задействованные "Трехсторонней комиссией", основывались на теоретических разработках американской неокейнсианской школы, то есть на концептуально модернизированном кейнсианстве. Показательно, что американцы, развивая теорию геоэкономических зон, или - в их терминологии - "экономических инсуляций", использовали уже не греческий восточный, а западный латинский термин insula - остров; термин, геополитически нагруженный явным антиконтинентальным, антиевразийским смыслом и содержащий прозрачный намек на insulae divites западной традиции - мифические острова блаженных, лежащие на Дальнем Западе, по ту сторону Атлантики.

Что же касается доктрины самого Кейнса, то в отличие от неокейнсианских теорий, она в самой своей основе была общеевразийской и общеконтинентальной, а не "трехостровной" и не трилатеральной. При этом Кейс сумел осуществить головокружительный интеллектуальный синтез: он сформулировал абсолютно новую доктрину, сплавив в ней воедино традиционную политическую консервативность и социально-экономическую революционность. В заключительной части своей "Общей теории" Кейнс особо подчеркнул, что его доктрина является умеренно консервативной, причем саму итоговую главу он назвал так: "О социальной философии, к которой может привести Общая теория". Тем самым, Кейнс намекнул на истинное идеологическое содержание своей формально экономической теории. Кейнсианство как альтернатива и марксизму, и либерализму - это доктрина Третьего Пути, это экономическая теория консервативной революции.

В центре революционной теории всегда стоит проблема Человека. Кейнсианство здесь не исключение, и, пожалуй, особая заслуга самого Кейнса состоит в том, что он сумел вернуть экономике человечность, придал ей гуманитарное измерение. (Доктрины экономизма имели дело либо с совсем уж бесчеловечной идеей либералов о homo economicus, либо с мечтой ранних социалистов о создании homo novus - освобожденного от гнета материи "нового человека".) Поразительно, но современные экономисты - даже те из них, кто комментируют и переиздают труды Кейнса - этот факт почему-то дружно обходят стороной.

Если в гуманитарной сфере никакой общей меры между либерализмом и кейнсианством , между homo economicus и "домостроем", существовать не может, то по вопросу о "новом человеке" социализма Кейнс фактически вступает в полемику с марксизмом. Как известно, теория классовой борьбы делит социум на два строго антагонистических класса - на эксплуататоров и эксплуатируемых. Причем победа одного из них означает тотальное поражение другого, его упразднение, ликвидацию. Кейнс же, в отличие от марксистов, рассматривает социально-экономическую реальность как поле действия не двух, но трех сил, две из которых являются созидательными и позитивными, а одна - паразитической и негативной, существующей исключительно за чужой счет, мешающей развитию производства, опутывающей бытие сетью процентной паутины.

"Постановления против ростовщичества принадлежат к числу наиболее древних из известных нам экономических мероприятий, - пишет Кейнс в "Общей теории занятости, процента и денег" - Я был воспитан в вере, что отношение средневековой церкви к проценту было, по существу, абсурдным, и утонченные рассуждения о различии между доходом по денежным займам и доходам от реальных инвестиций - это лишь изощренная уловка, чтобы обойти на практике нелепую теорию. Но теперь, перечитывая эти споры, я вижу в них честную интеллектуальную попытку распутать то, что классическая теория бесконечно запутала, а именно норму процента и предельную эффективность капитала. Теперь представляется ясным, что изыскания схоластов были направлены на разъяснение формулы, которая допускала бы высокую предельную эффективность капитала и держала бы в то же время на низком уровне норму процента, используя для этого закон, обычаи и моральные санкции".

Третья сила - сугубо негативна. Это слой рантье, живущих на доход от непроизводительной деятельности. Это фиктивные, нефункционирующие инвесторы. Это главная причина вынужденной безработицы и других социальных язв капитализма. Сухим академическим языком в кабинетной тиши Кейнс выносит клану рантье, этому никогда не заходящему за горизонт Черному Солнцу Капитала, свой приговор, и слова британского лорда звучат подобно раскатам грома: рантье подлежат эвтаназии!

Но в обществе действуют еще две экономические силы - позитивные, созидательные. Они определяют всю социальную динамику и все цветущее многообразие реального сектора экономики. Первая - это salaried workers и employees, то есть рабочие и вообще люди, которые трудятся за зарплату, так как не могут сами организовать и вести производство. Экономическая функция рабочих, workers, нагружена гигантским онтологическим смыслом, о котором так ярко писали марксисты, но в сфере бизнеса рабочие пассивны и несамостоятельны, точно так же как пассивны и несамостоятельны частные служащие - employees. Но есть и еще одна созидательная сила, вторая. Это - employers, предприниматели, социально активные люди, которые создают рабочие места и налаживают процесс производства, своей частной инициативой компенсируя деловую пассивность salaried workers и employees.

Маркс не видел большой разницы между рантье и предпринимателем, равно соотнося их обоих с полюсом Капитала, бесконечно враждебного Труду и поэтому подлежащего ликвидации после победы пролетариата. К подлежащим ликвидации революционеры-марксисты часто относили и служащих, employees, работающих на капиталистических предприятиях. Кейнс все решает иначе, доказывая, что две главные производительные силы, то есть труженики (salaried workers и employees), с одной стороны, и работодатели (employers), с другой, не просто дополняют друг друга, но представляют собой хозяйственную основу любого общества. При определенных условиях, а главное при участии демократического государства в рыночном регулировании, во взаимоотношениях между тружениками и работодателями возможно не только прагматическое сотрудничество, но и подлинная социальная гармония. Однако между ними, препятствуя социальному прогрессу и экономическому процветанию, стоит третья сила - паразитический класс рантье. И здесь "умеренный консерватор" Кейнс полностью разделяет радикальные взгляды Маркса по отношению к агентам процентной паутины - социальная эвтаназия!

Кейнс говорит о маргинализации самого способа процентного зарабатывания денег, и при этом он глубоко убежден, что либерализм есть всего лишь переходная фаза в экономике, которая сама исчезнет после выполнения своей миссии вместе с процентным капиталом, "а с исчезновением этой рантьерской черты изменится и многое другое". Кстати, одним из первых декретов советской власти был декрет о национализации банков, причем настоявший на этом Ленин, поначалу остался в полном одиночестве и был вынужден долго убеждать Совнарком в своей правоте, прежде чем декрет был подписан.

Путин

Очевидно, что следование пустым догмам экономизма, как в его марксистской, так и в либеральной версиях не приведет Россию никуда. Это тупиковый и самоубийственный путь - прямой и кратчайший - на свалку истории. Вымощенная благими пожеланиями и кредитами МВФ дорога, гарантирующая утрату государственного суверенитета и ведущая страну по пути сепаратизма к повторению судьбы СССР.

Спасительным выходом из нынешнего экономико-идеологического тупика может стать альтернативная неоэкономизму модель, разработанная на основе идей Дж.М.Кейнса при условии учета актуальной политической ситуации в стране и ставки на развитие социальной сферы. В частности, такая модель должна очень дифференцированно подходить к идее свободного рынка. Стратегические вопросы, связанные с обеспечением национальной безопасности страны (ВПК, аграрный сектор как основа продовольственной безопасности, сфера высоких технологий, фундаментальная наука, информационные системы, базовые сектора промышленности, обеспечивающие занятость и сырьевые ресурсы), должны быть целиком и полностью отнесены к ведению центральной власти. Мелкое и среднее производство, сфера услуг и т.д., напротив, должны приоритетно развиваться в условиях свободного рынка, частной инициативы и здоровой конкуренции.

Все проблемы, связанные с государственным регулированием и частной инициативой, разработаны Кейнсом и его научной школой детально: от экономистов и политиков требуется лишь адаптация готовых рецептов к конкретным политическим условиям и экономической конъюнктуре. И здесь нельзя не задаться вопросом, почему все сменявшие друг друга команды российских реформаторов последовательно проводили либерально-западнический курс и ни разу не обратились к кейнсианству хотя бы на уровне публичной теоретической дискуссии? Что это - элементарная безграмотность "видных" экономистов, лишь выдававших себя за ученых и искушенных практиков? Или это хорошо продуманный ход в геополитической игре на выживание, ведущейся против России? Эти вопросы пока остаются без ответа, а на повестку дня встают другие, куда более важные проблемы: ситуация в стране, антитеррористическая операция на Кавказе, выборы в Государственную Думу, взаимоотношения с МВФ и США. Ответственность за их решение лежит на правительстве Владимира Путина.

После официального решения Кремля поддержать кандидатуру премьера на предстоящих президентских выборах многие политологи поспешили поставить крест на его политическом будущем и ошиблись: президентский рейтинг Владимира Путина стал расти с каждым днем, побивая все мыслимые и немыслимые рекорды. Политологи забили тревогу, ибо вся классическая политология стала осыпаться на глазах у изумленной общественности, точно так же, как полвека тому назад помпезное и, казалось бы, незыблемое здание классической школы экономизма вдруг разом пошатнулось от одного только легкого шелеста страниц "Общей теории" Кейнса. Путин как премьер радикально изменил все прежние представления о характере исполнительной власти в России, впервые за годы реформ развернув ее лицом к народу. И, более того, если раньше пост премьера занимали экономисты (Е.Гайдар), менеджеры (В.Черномырдин, С.Кириенко), силовики (Е.Примаков, С.Степашин), то нынешний глава правительства - первый в истории современной России политик, точнее, сначала политик, а уж потом силовик, менеджер, экономист.

Россия, на излете второго тысячелетия успевшая сполна испытать на себе все прелести экономизма, как в его "левом", так и в "правом" исполнении, наконец получила исторический шанс на естественный экономический порядок. Именно на естественный, а не "левый" и не "правый"! Теперь нужна политическая воля и нужен несгибаемый человек, такой волей обладающий. "Право-левая" оппозиция почувствовала явную угрозу своему существованию и все настойчивее начинает требовать внесения поправок к Конституции о так называемом коалиционном правительстве, чтобы формировать его из экономистов, а не из политиков. Со всеми вытекающими для нынешнего премьера-политика последствиями. Многоликая оппозиционная партия власти сплотилась на ценристской платформе: левоценристская коалиция, правоцентристский блок, центристские партии либерально-демократической ориентации - все дружно обличают, кричат, проклинают, грозят кулаками, компроматом и санкциями, словно какое-то чудище морское, трехглавый змей, требует принести ему в жертву всех красавиц, а не то пожжет царство. И вдруг на этом фоне "предвыборной борьбы за власть" вдруг выясняется, что председателю российского правительства готовы отдать голоса и вверить свои судьбы миллионы простых людей, и число их растет с каждым днем и каждым часом.

Народ устал от временщиков и хочет увидеть власть, способную подняться над бушующим морем экономических страстей до высот Русской Правды. Кто именно получит такой мандат от народа, сейчас гадать преждевременно. Но кто бы это ни был, ему, чтобы оправдать ожидания народа, потребуется фантастическая твердость и решимость идти вперед. Идти прямым путем, а не налево и не направо. Это - Третий Путь, который ведет к естественному экономическому порядку, воскрешению живого российского пространства, возрождению русской ойкумены, воссозданию вместе со всей семьей братских народов нашего общего, большого и славного евразийского дома.

Скоро мы увидим, чья политическая воля будет способствовать этим шагам.